Дорога к любви - Страница 4

Об этом она и не подумала.

— Нет. Но это неважно. Я смогу где-нибудь получить наличные по чеку.

Они стояли в очереди за английским бизнесменом, у которого в руках был лишь паспорт и тонкий портфель. Кристофер наклонился к нему:

— Сэр, простите, не могли бы вы помочь?

Мужчина обернулся и с удивлением увидел лицо Кристофера в нескольких дюймах от своего. Кристофер изобразил добродушие:

— Простите, но у нас затруднение. Моя сестра возвращается в Лондон, она не была дома шесть лет, и у нее столько ручной клади!.. И ей только что сделали серьезную операцию…

Эмма вспомнила, что Бен как-то сказал: «Когда Кристофер начинает врать, он не может ограничиться мелким обманом, и его начинает заносить». Глядя на то, как его понесло на этот раз, она решила, что он правильно выбрал себе род занятий. Он был прекрасным актером.

Бизнесмен, услышав такое, не мог отказать:

— Да, конечно.

— О, вы так любезны!

Попутчик Эммы взял саквояж и папку в одну руку, а корзину и тонкий портфель — в другую. Девушке стало жаль его.

— Это только до самолета. Вы так добры! Понимаете, мой брат не полетит со мной.

Очередь продвинулась вперед, Эмма и Кристофер подошли к стойке.

— До свидания, дорогая Эмма.

— До свидания, Кристо.

Они поцеловались. Загорелая рука приняла ее паспорт, пролистала страницы и поставила штамп.

— До свидания.

И вот между ними уже барьер, формальности паспортного контроля Франции, бурлящая толпа пассажиров.

— До свидания.

Девушке хотелось, чтобы он дождался, пока она сядет в самолет, но, когда она собралась на прощание помахать рукой, в которой держала шляпу, Кристофер уже повернулся спиной и шел к выходу, на его волосах играло солнце, руки были засунуты глубоко в карманы замшевого пиджака.

Глава 2

Стоял февраль, в Лондоне шел дождь. Он начался в семь часов утра и с тех пор лил не переставая. К половине двенадцатого выставку пришло посмотреть человек десять, да и те, по всей видимости, просто прятались от дождя. Посетители сбрасывали мокрые плащи, ставили в угол капающие зонтики и стояли, сетуя на погоду, даже не удосужившись купить каталог.

В половине двенадцатого пришел посетитель, который изъявил желание купить картину. Это был американец, остановившийся в отеле «Хилтон». Он хотел увидеться с Бернстайном. Секретарша Пегги взяла у него визитную карточку, вежливо попросила подождать и зашла в кабинет Роберта.

— Господин Морроу, там пришел американец, — она взглянула на визитную карточку: — Лоуэл Чик. Он был у нас неделю назад, и господин Бернстайн показал ему «Оленей» Бена Литтона. Гость захотел купить картину, но ушел, так ничего и не решив. Он сказал, что ему надо подумать.

— Вы сказали ему, что господин Бернстайн сейчас в Эдинбурге?

— Да, но он не может ждать, так как завтра уезжает в Штаты.

— Хотелось бы поговорить с ним, — сказал Роберт.

Он встал и, пока Пегги шла к двери, чтобы пригласить иностранца, быстро навел порядок на письменном столе — сложил стопкой письма, вытряхнул пепельницу в ведро, затолкнул его носком ботинка под стол.

— Господин Чик, — представила Пегги посетителя.

— Здравствуйте, господин Чик. Меня зовут Роберт Морроу. Я партнер Бернстайна. К сожалению, он сегодня в Эдинбурге. Быть может, я смогу быть вам полезным?

Лоуэл Чик был маленького роста, крепкого телосложения, одет в плащ и шляпу с узкими полями. Одежда вся намокла — видно было, что он приехал не на такси. Роберт помог гостю снять плащ, и он остался в несминаемом темно-синем костюме и нейлоновой рубашке в розовую полоску. Американец носил очки без оправы, по его серым холодным глазам нельзя было судить ни о его познаниях в искусстве, ни о состоянии его финансов.

— Большое спасибо, — поблагодарил господин Чик. — Какое ужасное утро!

— И не похоже, чтобы дождь собирался прекратиться… Сигарету, господин Чик?

— Нет, спасибо. Я уже не курю. — Он с достоинством кашлянул. — Жена заставила бросить.

Роберт и Пегги усмехнулись, услышав, что янки подчинился женскому капризу. Чик, казалось, не заметил этого. Американец придвинул стул и сел, закинув ногу в черной лаковой туфле на ногу. Он явно чувствовал себя как дома.

— Я был здесь неделю назад, господин Морроу, и господин Бернстайн показал мне картину Бена Литтона. Возможно, ваша секретарша сообщила вам…

— Да. Вы говорите о картине с оленями?

— Хотелось бы еще раз посмотреть ее, если можно. Я возвращаюсь завтра в Штаты, и мне нужно принять решение.

— Конечно.

Картина дожидалась решения господина Чика на том же месте, где Маркус оставил ее, прислонив к стене. Роберт выдвинул мольберт на середину комнаты, развернул к свету и аккуратно поставил на него картину. Это было большое полотно, написанное маслом. Три оленя в лесу. Свет проникал сквозь едва обозначенные ветки, белая краска была нанесена так, что изображение приобретало необъяснимую таинственность. Но самое оригинальное заключалось в том, что картина была написана не на полотне, а на джуте, и грубые переплетения этой ткани сделали мазки кисти художника размытыми, подобно фотографии, снятой с удлиненной экспозицией.

Американец пододвинул поудобнее свой стул, и его очки блеснули. Роберт незаметно отошел подальше, чтобы никоим образом не помешать господину Чику составить свое мнение. Теперь картину ему заслоняла круглая, стриженная под ежик голова клиента. Лично ему картина нравилась. Он не был поклонником Бена Литтона и считал его работы надуманными и не всегда понятными. Возможно, они были отражением личности художника. Но эта удивительная лесная картина приковывала к себе внимание и никогда не надоедала.