— Маркус…
— Роберт, слава Богу, ты наконец позвонил! Получил мое сообщение?
— Целых три. Но я же и так обещал позвонить по поводу Фарнаби.
— Дело не в Фарнаби. Все гораздо сложнее. Дело в Бене Литтоне.
У нее было платье, увиденное в Париже, страшно приглянувшееся, очень дорогое, но все-таки купленное. Черное, без рукавов, очень строгое.
— Ну куда вы оденете такое платье? — спросила мадам Дюпре.
Эмма, наслаждаясь роскошью приобретения, ответила:
— Ах! Куда-нибудь, по какому-нибудь случаю.
До сегодняшнего дня такого случая не представлялось. Сделав высокую прическу и надев серьги с жемчужинами, Эмма осторожно продела голову в вырез черного платья, застегнула молнию, закрепила пояс, и ее отражение в зеркале подтвердило, что те две тысячи франков были потрачены недаром.
Когда приехал Роберт, она была на кухне, выколачивала из поддона кубики льда для обещанного мартини. Она пошла и сама распахнула входную дверь; девушка обнаружила, что мрачный день сменился тихим прекрасным вечером: небо сверкало голубыми звездами, как драгоценными камнями.
Удивленная, она произнесла:
— Какой чудесный вечер!
— Поразительно, не так ли? После ветра и дождя Порт-Керрис выглядит как Постано. — Он прошел в дом, и Эмма закрыла за ним дверь. — Для завершения картины над морем должна еще подняться луна. Тогда не хватать будет только гитары и тенора, поющего «Санта Лючию».
— Быть может, мы его еще услышим.
Гость из Лондона был одет в темно-серый костюм, накрахмаленную сорочку с безупречно стоящим воротничком и сверкающими белыми манжетами, из-под которых поблескивало золото на запястье руки. Его рыжеватые волосы были гладко причесаны. Роберт принес с собой свежий цитрусовый запах лосьона после бритья.
— Ты не передумал насчет мартини? Все готово. Только что я пыталась приготовить лед. — Она пошла на кухню и, повысив голос, продолжала через дверь: — Джин и мартини на столе, там же лимоны. Ах! Тебе ведь нужен нож, чтобы разрезать лимон.
Девушка выдвинула ящик стола, выбрала острый нож и принесла его, захватив лед, в гостиную.
— Жаль, что Бена нет с нами. Он обожает мартини. Только у него никак не получается соблюсти пропорцию, и он всегда перебарщивает с лимоном.
Роберт ничего на это не ответил. Эмма увидела, что он еще не расположился поудобнее, не приготовил напитки и даже не закурил. И это само по себе было необычным и настораживало, так как его всегда отличали спокойствие и раскованность. Но сейчас Роберт явно был не в своей тарелке, и с замирающим сердцем Эмма подумала, что он сожалеет о предложении провести вечер вместе.
Она положила лимон рядом с пустыми стаканами и попыталась убедить себя, что это всего лишь ее пустые подозрения. Затем обернулась к нему с улыбкой:
— Итак, чего нам не хватает?
— Все есть, — отозвался Роберт и засунул руки в карманы брюк.
«Это не жест человека, собирающегося приготовить мартини».
Бревно в камине погасло и вспыхнуло вновь, послав вверх сноп искр.
Очевидно, его расстроил телефонный разговор.
— Ты переговорил с Маркусом?
— Да, переговорил. Вообще-то он пытался связаться со мной всю вторую половину дня.
— Тебя как раз не было на месте. Он обрадовался, когда ты рассказал ему о Пэте Фарнаби?
— Он звонил не по поводу Фарнаби.
— Нет? — Внезапно ею овладел неосознанный страх. — Какие-то неприятности?
— Нет. Конечно же нет. Но тебя это может расстроить. Дело в твоем отце. Видишь ли, он позвонил утром Маркусу из Штатов и попросил его передать тебе, что вчера в Квинстауне он и Мелисса Райан обручились.
Эмма почувствовала, что у нее в руке нож, что он очень острый и она может порезаться. Поэтому положила его, очень осторожно, рядом с лимоном.
Обручился. Это слово вызвало видение исторической церемонии: Бен с белым цветком в прорези для пуговицы на его поношенном вельветовом жакете, Мелисса в розовом шерстяном костюме, покрытая белой вуалью и осыпанная конфетти, сводящий с ума колокольный звон церквушки, рассылающий сообщение о свадьбе ее отца по зеленым просторам Вирджинии, которую Эмма никогда не видела. Это выглядело, как ночной кошмар.
Эмма очнулась. Роберт Морроу продолжал говорить. Его голос звучал ровно и спокойно:
— …Маркус считает, что в известном смысле он и сам виноват. Ведь он думал, что закрытый показ пойдет на пользу делу, к тому же, находясь в Квинстауне и постоянно наблюдая их вместе, у него не возникло ни малейшего подозрения о возможности такого исхода.
Девушке вспомнилось, как Маркус описывал красивый дом, и она представила, как Бен, попавшись на деньги Мелиссы, оставил свои творческие порывы ради удобств и теперь уподобился тигру, меряющему шагами клетку. И она поняла, что недооценила миллионершу, думая, будто Бену позволят честно бороться за то, что он хочет в жизни. Ей не нравилось, как исполнялись его желания.
Неожиданно Эмма разозлилась:
— Ему не следовало возвращаться в Америку. Не было никакой необходимости. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое и дали возможность продолжать творить.
— Эмма, никто его не заставлял ехать.
— Не похоже, что этот брак будет долгим. Бен никогда не принадлежал женщине больше полугода. Мелиссе вряд ли удастся продержаться дольше.
Роберт коротко заметил:
— Быть может, на этот раз все устроится, и брак сохранится.
— Но ты ведь видел их в тот день, когда они познакомились. Буквально не могли отвести друг от друга глаз. Если бы она была старой и страшной, ничто не смогло бы выманить его из Порт-Керриса.